Вы привлекательны, я чертовски привлекателен. Чего зря время терять? В полночь жду.
Продолжаем~ 
Название: Детский сад
Автор: маршал Е. & Shellise
Фандом: ориджинал
Рейтинг: R
Тип: слэш
Пейринг: Венцеслав Альбертович К./Янко Петрович Ц.
Жанр: AU, юмор, драма, повседневность, hurt/comfort, love/hate, стёб
Предупреждения: насилие
Размер: в процессе (часть 3, 2117 слов + часть 4, 1781 слово)
Саммари: Кто знает Венцита Торентского, наверняка согласится: управлять людьми (а также манипулировать, атаковать, защищать и натя... ублажать избранных) он умеет. Чем дети хуже? В общем, вот вам король, его фаворит и цветы жизни в ассортименте!
Примечание Это были лихие 2018-2019-е, мы стебались как могли. И просим не воспринимать сие слишком уж всерьез
Но в какой-нибудь другой реальности все и правда могло быть так. И если вам кажется, что вы нашли совпадение... это не совпадение.
Для удобства можно читать на фикбуке.
3. Пятница
Кто-то очень сведущий в технике, вероятнее всего, Алешенька или Тема, спрятал в группе будильник, поставив его ровно на восемь утра. Поэтому побудка была внезапной как лавина, громкоголосой и сильно отдавала пьяным дебошем. Всклокоченные дети пытались одновременно протиснуться в двери туалета, ванной, просочиться сквозь стены или сразу, минуя все, мигрировать в зону игр. Янко Петрович, позевывая, ибо был после веселого начала ночи, а потом и продолжения ближе к утру, совершенно не выспавшийся, досыпал на ходу, ворчал и отлавливал быстрых и внезапных, как лососята в кустах черники, воспитанников, направляя кого куда. На горшок, с горшка, чистить зубы и садиться завтракать. Инара Львовна хлопотала вокруг стола. В тарелках обреченно дымилась каша, по соседству толпились стаканы с соком и чаем. Веночком разложенные на блюде бутерброды с маслом и джемом обычно распределялись частично между желудками, столом и одеждой. Иногда перепадало полу и воспитателю, если тот недостаточно ловко уворачивался.
Илюша традиционно наморщил нос и заканючил, что каша — это невкусно. Мишенька, посмотрев на завтрак, присоединился, вяло прокопав дымящуюся траншею и стянув второй бутерброд с джемом. Сема наворачивал, стараясь успеть побыстрее, чтоб уделить время капризничающему Илье. Феденька быстро провел расчет стаканов и содержимого, взял себе чай и методично принялся работать ложкой. Близнецы по привычке ели из двух тарелок одновременно, таская друг у друга. То ли проверяли, что у брата вкуснее, то ли просто придерживались ритуала. Ели — уже хорошо. Коля сидел перед тарелкой, напряженно ожидая чего-то. На вопрос воспитателя мальчик сглотнул голодную слюну и указал на двух капризуль. Миша сразу заткнулся. И даже сунул ложку в рот. Илюша почесал кудрявую маковку, потер поцарапанный теперь тоже нос и вздохнул. После чего ложки благополучно оказались во рту у всех. Коля, убедившись, что приятель начал процесс питания, ухомячил свою порцию со скоростью звука, стащил два пустых куска хлеба и попытался один сныкать. Инара Львовна, святая женщина, сразу заметила две пары всегда голодных глаз; Семе и Коле перепало добавки.
Воспитатель наблюдал от окна за всеми сразу. Гошенька посматривал в его сторону, переживая, что взрослый останется голодным, но не решался предложить любовно спрятанный специально для него бутерброд. Степа так же пристально присматривал за тарелкой Семена, готовый поделиться. Семочка никогда не просил и доедал только за Илюшей, но это не мешало великому рисовальщику всея младшей группы надеяться. Илюша осилил почти половину своей порции, Миша на четверть больше. Пока отвернувшаяся нянечка готовила фрукты, «рыцари» быстро подчистили улики и временно насытились.
На прогулку собирались тоже весело, раза в два веселее обычного, потому что Костенька вспомнил, что сегодня за ним приедут. Радостное заявление сопровождалось ором и не попаданием в сандалики и носочки. Янко Петрович плюнул на гвалт и успел перекусить.
Первый кортеж прибыл за Алешей. Два плечистых мордоворота пытались улыбаться, отчего становились похожими на двух радостных бульдогов. Алеша попрощался, что-то вручил втихаря Степе и с разбега нырнул в нутро тонированного джипа. Судя по звуку — весьма удачно приземлившись аккурат в противоположную дверь. Гувернантка всплеснула руками, едва кивнула воспитателю и скрылась следом. Бульдоги загрузились, машина развернулась, и отток постояльцев детского садика на выходные был объявлен открытым.
— Новые птенцы в твое гнездо? — ехидненько спросили из-за беседки, и оттуда появился воспитатель старшей группы.
Высокий, крепкий, ему бы телохранителем, а не воспитателем. Янко Петрович вспомнил про себя и хмыкнул. Накачанный блондин в пижонской футболке смотрел на него свысока — и роста и самомнения, — всячески пытаясь подколоть, зацепить и вывести из равновесия. Желательно на глазах директора.
— В мое, — благодушие Янко Петровича, обретенное с помощью горячего завтрака, сладкого джема и предстоящих выходных, омрачить не удавалось. — А ты что в моем гнезде забыл? Яйца высиживать негде?
— Но-но, ты полегче, — понижая голос, мрачно заметил коллега, оглядываясь на своих и чужих гомонящих детей на соседних участках, условно разделенных живой колючей изгородью.
Почему колючей? Потому что иначе сорванцы всех возрастов свободно бы разгуливали по всей территории. Торчащие острия удерживали детей от прохождения прямо сквозь «стены». Не всех и не всегда, но мнимое разделение хоть как-то помогало.
— Не один ты можешь быть в фаворе у начальства.
Янко Петрович загадочно улыбнулся. Садик целиком и полностью пребывал в неведенье относительно их с директором отношений, а то, что младшей группе доставалось много плюшек — заслуга, точнее последствия того, чьи детишки там находились. Параллель создавалась сугубо экспериментально, для поддержания той самой репутации директора. Потому на нее так тщательно и скрупулезно подыскивался воспитатель. Кто ж знал… директор тоже не предполагал.
— Разумеется, — Янко Петрович принялся перевязывать хвост, — директор на то и директор. Но задирать моих мальчишек не надо. Ни новеньких, ни стареньких. Пожалуйста, донеси это до своих оболтусов, Кирилл Александрович.
Коллега сбавил обороты. Его и впрямь частенько цепляли малышню, за что влетало уже воспитателю. И детям. Совочки в маленьких кулачках били без промаха, а если всей гурьбой навалиться, мелкота могла снести слона. И затоптать. Закопать. А если вовремя не оттащить, то и расчленить. Ковер в кабинете директора — не тот, на котором удобно стоять в колено-локтевой, а морально-выловолочный — не раз принимал Кирилла Александровича в свои пламенные объятья. Он бы, конечно, предпочел директорские, о чем не раз намекал тут же впадавшему в слепо-глухоту Венцеславу Альбертовичу. Апофигей ненависти у Кирилла случился, когда директор приволок в садик и поставил на очень лакомое место воспитателя без образования, какого-то тощего, кудрявого и вообще неясного происхождения. С тех пор прошло полгода, коллегу Янко Петровича не отпустило, но болезнь стала вялотекущей, переходя в такие редкие и цветистые перепалки.
Воспитателя подергали за штанину, пришлось срочно отвлечься на насущные проблемы. Проблемы наматывали на руку какую-то тряпку, опознанную Янко Петровичем как вчерашний фартук нянечки, и профессионально жалобно посматривали сквозь рыжие кудряшки. Илюша стоял рядышком и тоже мялся с одного запачканного травой ботиночка на другой.
— Что такое? — Янко Петрович скроил внимательное лицо, попутно обозревая окрестности на предмет спутников.
— А можно после обеда не спать? — спросил Мишенька, а Илюша старательно похлопал ресницами.
Коленька и Семочка что-то серьезно обсуждали в песочнице, рисуя на песке кривые линии и кружочки. Степа выглядывал из-за ростового куличика и прислушивался.
— После обеда, крольчонок, почти всех заберут домой, так что, если вы останетесь, можно просто поиграть.
Илья просиял, а Миша напротив нахмурился, как тучка, и опустил глаза. Янко Петрович мысленно плюнул. Точно, куда ж их заберут. То есть заберут Илью и Семена, а Миша и Коля останутся куковать где-то. Мишенька шмыгнул носом и поплелся в сторону песочницы. Его «рыцарь» тут же подорвался с места, таща какой-то листочек, явно в утешение. Не помогло. Сдержанные шмыганья перешли во всхлипы, а всхлипы в безудержный слезоразлив. Илюша стоял, растопырив ручонки, и не особо понимал, что происходит. Но на всякий случай тоже заревел. Степа укоризненно покосился на выступающих с концертом, потому что Сема рванул к Илюше, забыв про планы. Степочка присел рядышком, принялся аккуратно переносить план в альбом. Потом подарит.
Через два часа забрали большую часть группы. С боем и воплями увезли Илюшу, следом за ним в невзрачном седане укатил Сема, по-взрослому пожав на прощание руку Коленьке. Гошенька и Костенька отбыли чинно и спокойно, после забрали и близнецов. Те, переглядываясь, умудрились подкинуть водителю под зад резиновую утку со свистком в известном месте и честно наблюдали, как мужчина пытается сдержаться и не наорать на засранцев.
Старшая группа редела еще быстрее, Кирилл Александрович вернул с прогулки три человека. Остальные две — средние и подготовишки — пользовались отдельным входом в корпуса садика, гуляли на площадке с другой стороны здания. Их дела и перемещения редко влияли на соседей.
Новенькие забились в угол, где кудрявый рыжик продолжал тихонько плакать, душа в объятиях большого плюшевого кролика, а Коля мужественно смотрел перед собой сухими глазами и кусал щеку изнутри. Янко Петрович поглядывал на парочку, про себя костеря директора, но не подходил. Постепенно дети успокоились, к четырем вечера их осталось двое. Инара Львовна, вежливо попрощавшись, отбыла восвояси, нянчить внуков и трех собачек. Подозревали, что внуки и собаки — это одно и тоже, но нянечка была слишком приятной женщиной, чтобы об этом спрашивать в лоб.
Миша отвлекся на конфету и сок, а Коля потихоньку таскал сушки из оставленной вазочки. Из колонок весело щебетали детские песенки, за окном легонько хмурилось… и тут воспитателю пришла очень запоздалая и очень увесистая мысль. А, собственно, куда девать этих детей? Если они сироты, свидетели в программе, то куда и кто их заберет?
Во двор въехала еще одна машина. Весьма знакомая и увесисто-хищная. Венцеслав Альбертович легко соскочил на землю с высокой подножки, поправил рукава непривычно фривольного джемпера.
Мишенька радостно подорвался, был подхвачен на руки и пристроен на локте. Ручки обвили директорскую шею, почти как кролика не так давно. Душиться Венцеслав Альбертович не пожелал и мягко разомкнул объятия, поскорее заняв пальчики леденцом на палочке. Коленька снова затоптался на месте.
— Собирайтесь, поехали, — скомандовал директор, глядя на воспитателя.
Коля тут же выволок из-под стола два упакованных рюкзачка: один потасканный, когда-то зеленый, второй нежно-желтый и с зайчиком. Янко Петрович только брови поднял. Нацепив оба, мальчик засеменил к выходу.
Воспитатель машинально сунул в рот кусок пирожка, задумчиво подвигал челюстью, не чувствуя вкуса.
— Мы тебя в машине ждем, — как ни в чем не бывало заявил Венцель и скрылся вместе с кудрявым.
Янко Петрович сглотнул, посмотрел на жопку пирожка в руке, на потолок, принял безысходность и подначку и двинулся собирать сумку.
У машины разыгрывалась очередная картина «Не ждали? А мы приперлись». Насупленный Мишенька крепко держался за штанину директора, Коля выглядывал уже из машины, где на заднем сиденье появились детские кресла, смотревшиеся в черном салоне как две монашки в портовых доках. Напротив изображал скорбь и давил на жалость Кирилл Александрович. По обрывку разговора Янко Петрович понял, что, де, у коллеги внезапно сломалась машина, отказавшись везти труженика горшка и веранды домой. До города от милого поселка, где располагалась военная база садика, пролегало порядка сотни верст, ждать попутку можно было до второго пришествия, поэтому расчет казался вполне правильным. Помеха в лице двух карапузов Кирилла Александровича не смутила. Он даже пытался улыбаться Мишеньке, но мальчонка только суживал глаза и крепче сжимал в кулачке ткань брюк директора. Венцель наблюдал за павлиньими плясками со сдержанным саркастическим одобрением.
— Подвезем, конечно, — ухмыльнулся он, поглядывая на подходящего Янко Петровича.
Миша неодобрительно собрал складочки на носу, фыркнул и полез в распахнутый зев машины на свое креслице. Кирилл Александрович подсадил, получил в ответ презрительный взгляд от Коленьки и на всякий случай отошел.
— Работа на дом? — с гаденькой улыбочкой осведомился Кирилл Александрович, по-хозяйски перекрывая коллеге доступ к переднему пассажирскому месту.
Воспитатель спокойно обошел массивный зад авто, уселся рядом с Колей и сунул в уши наушники, демонстративно откинувшись и прикрыв глаза. Директор все с той же ухмылкой глянул в зеркало заднего вида. Янко Петрович мог спорить на месячную зарплату, а то и отпускные сверху, что Венцель получал от спектакля истинное удовольствие.
Ворота садика бессильно клацнули, не в силах задержать машину, презрительно брызнувшую гравием из-под колес. Раскатисто ворчащий «железный конь» выбрался по дорожке на узкое второстепенное шоссе, порыскал носом на поворотах и выскочил на трассу, наращивая скорость. Елки мелькали все быстрее. Мишенька прижался пятачком к стеклу, заболтал ножками. Кирилл Александрович травил какую-то байку, Венцель сосредоточенно смотрел на дорогу, небрежно придерживая руль кончиками пальцев.
— Дети у тебя поместятся? — вдруг обернулся Кирилл, пребывающий в полной уверенности, что «выскочка» живет в какой-нибудь студии на отшибе мира. А как иначе, если даже своей машины у него не было.
Янко Петрович философски относился к отсутствию комфорта в жизни, и, в целом, Кирилл Александрович был очень близок к истине. Не попал немного, но думал в лучшую сторону. Жизнь Янко Петровича до встречи с директором представляла собой с трудом контролируемый ад, где перемены к лучшему — это от пятого круга к четвертому. Не так жарит — уже прекрасно. Семья в свое время выплюнула молодого максималиста, решившегося не держать в себе тайн. С гордо поднятой поначалу головой юный будущий воспитатель шествовал вперед, но постепенно завязал в окружающей грязи. Пока раздухарившаяся судьба не окунула его по самую маковку. А на утро, взяв плату авансом, подкинула счастливый случай в лице и прочих частях тела директора.
— Они едут ко мне, — невозмутимо уточнил Венцель.
Лицо Кирилла Александровича вытянулось. Видимо, уже нарисованное в вооружении романтическое предложение «зайти на чашку кофе» никак не предполагало наличие двух довесков, один из которых явно специально тихонько подпинывал спинку переднего кресла.
— О, Венцеслав Альбертович, родители запаздывают, вы решили помочь?
— Это мои, — ладонь директора вдумчиво погладила рулевое колесо, Кирилл Александрович сглотнул, засмотревшись. — Решил, что пора переходить на новую ступень бытия. Дети как никто другой помогают раскрыть потенциал. Как считаете, Кирилл?
— А… э… да, конечно.
— Лучше б ты гарем завел, — буркнул негромко Янко Петрович, услышавший Коля вежливо захихикал в кулачок.
Тут же обернулся с застрявшим во рту леденцом Мишенька, вопросительно вздергивая бровки. Приятель нашептал ему на ушко и теперь хихикали уже вдвоем. Кирилл Александрович нервно поерзал на пятой точке и надолго замолчал, переваривая крушение планов. Или выискивая новую линию поведения.
Янко Петрович, меж тем, успел придремать, когда машина встала. Наставник старшей группы несколько несолоно хлебавши поблагодарил за услугу, мрачно зыркнул на коллегу и вымелся из салона, прикрыв за собой дверцу с легким хлопком.
— Потешил самолюбие? — осведомился, зевая, воспитатель.
— Разумеется, — и не подумал отрицать Венцель. — Пересаживайся, поехали домой, с тебя ужин.
— Что?
— На четверых. Компенсацию гарантирую.
Янко Петрович только тяжко вздохнул в очередной раз, проклиная судьбу, столкнувшую его с мерзким манипулятором. Хотя, признаться честно, компенсации от директора имели вес. Вес, запах, вкус и даже иногда музыкальное сопровождение. В общем, стоило рискнуть. Опять.
4. Ночные разговоры
Янко Петрович, по привычке одетый исключительно в пару серебряных колец, вышел из спальни, поморгал, прикидывая, кухня или туалет сначала и, решив в пользу второго, завернул за угол.
Коля, тут же сгорбившийся, как боксер на ринге — очень маленький и очень суровый боксер, — спрятал за спину руку с зажатым куском хлеба. Босой и растрепанный ребенок хмуро осмотрел взрослого и потупился.
— Ты почему не спишь? — осведомился воспитатель, с досадой припомнив, что на этих выходных он перестал быть свободным человеком, обрел статус «двухдетной матери» и вести себя без оглядки, как раньше, уже нельзя.
Правда, надо отдать должное, мальчишки вели себя тише воды, ниже травы, особенно замерли, как мыши под веником, пока они проезжали город. Дом господина директора располагался с другой стороны, за чертой, в уютной зеленой долинке. Детям были выданы новые пижамки, зубные щетки, выделена просторная спальня с двумя кроватями. Мишенька сразу закопался в подушки, откуда торчали только рыжие кудряшки. А Коленька принялся изучать вид из окна. Дети явно чувствовали себя не в своей тарелке… ровно с полчаса. Потом Мишу пришлось спасать из чулана, где сорванец обнаружил плюшевого мишку. Воспитатель мрачно покосился на довольного директора, наблюдавшего за «трагедией» с видом карточного шулера, просчитавшего все до мелочей.
— Так почему не спишь? — поднажал Янко Петрович, видя, что партизан не решился колоться с первого раза.
— Ну… кушать хотелось, — Николаша застенчиво покраснел ушами и попытался сдать назад в сторону кухни.
— Понятно. Сейчас молока тебе погрею.
— А мне? — пискляво спросили из-за угла, и свидетелей ночного голого забега воспитателя по дому стало двое.
Мишенькина мордочка, помятая и заспанная, выражала крайнее любопытство.
— И тебе тоже, — воспитатель держал марку до последнего. — Идите на кухню, я сейчас вернусь.
Венцель лежал, раскинувшись почти на всю кровать и прикрыв глаза сгибом локтя. Левая рука покоилась, за неимением теплого тела рядом, на соседней подушке. Поначалу спать с ним — просто спать — воспитатель привыкал долго. Тяжелые конечности, складываемые на грудь, зад или талию, мешали даже пошевелиться толком. Это потом пришлось научиться выворачиваться из-под «хозяйской лапы», чтобы банально хоть в туалет сходить. Или водички попить… чтоб ее. Янко Петрович подавил мелочное желание разбудить директора и отправить его самого обслуживать неугомонную парочку, но посмотрел на сбившееся одеяло и передумал. Потом отомстит.
Дети на кухне сидели на диванчике, как воробьи на ветке. Причем Коля с опаской поглядывал в панорамное окно, небрежно задернутое тюлем, а Миша прикладывался у него на плече подремать. Похоже, кудрявый встал исключительно за приятелем, то ли боясь оставаться один, то ли просто по привычке, и теперь тискал плюшевого кролика и отчаянно зевал. Янко Петрович быстро налил два стакана молока, сунул в микроволновку и достал растворимое какао. Коля вцепился в свою порцию, жадно выхлебывая в один присест. Миша клевал носом мимо стакана.
— Так почему не спится? — негромко спросил воспитатель, присаживаясь напротив и впервые оценивая недетскую серьезность Николая.
— А вы нас когда отдадите? — спросил мальчик, слизнув оставшееся молоко и покосившись на почти полный стакан.
— Куда? — не понял воспитатель.
— Ну… другим людям, — мальчик задергал нервно коленкой, почесал ссадину на скуле. — Тем.
Янко Петрович простился с мыслью вернуться под теплый бок директора, налил себе вина и уселся поудобнее.
— Так, Коля, давай все по порядку. Каким людям и чего ты боишься?
— Я не боюсь, — взвился Николай, дернувшись.
Мишенька, успевший качественно отъехать в сон, отпочковался на диванчик моськой вниз. И счастливо засопел. Коля тут же отвлекся, тщательно уложил приятеля, накрыл куцым пледиком и подоткнул подушку. Янко Петрович про себя поразился отточенности движений и искренней заботе. Такую у родственников-то не часто встретишь, ему ли не знать.
— Так что случилось? — снова спросил воспитатель, подвигая ребенку плетенку с булочками.
— Плохие люди убили других плохих людей, — тяжко вздохнув, четко сказал Коля и вскинул глазищи, сухие, без слез, в зеленовато-серой глубине блеснула искра. — А он увидел. Я увидел. Так что нас, скорее всего, скоро отдадут.
Янко Петрович взъерошил кудри.
— Никто никого не отдаст, — в кухне появился директор, ни грамма не заспанный, бодрый и до отвращения свежий.
Пижамные штаны держались на честном слове (внушительном честном слове), неприлично длинные для делового человека волосы были растрепаны.
— Но вам же будет хуже, — Коля тяжко вздохнул и принялся заедать нервы булочкой.
— Хуже будет, если этот молодой человек, — директор присел на подлокотник дивана, ласково погладил топорщащиеся кудряшки Мишеньки, — проснется здесь и раскапризничается. Сейчас вернусь, — пообещал директор, легко подхватил маленькую тушку на руки, подцепил следом игрушку и с видом довольного кота с добычей удалился.
Янко Петрович только головой покачал вслед. Откуда б в этом человеке такая странная забота. Не просто так, явно. Венцеслав Альбертович становился нежным и ласковым только в двух случаях: ближе к утру, умотав партнера до состояния плюшевого кролика, когда даже уши свисали, и если ему что-то надо. Игры директор водил опасные, совсем не детсадовские, поэтому его поведение вдвойне наводило на крайне плохие мысли.
Коля проводил Венцеля тоскливым взглядом, будто тот забирал Мишу навсегда, но остался сидеть. Булка пошла внутрь быстрее, за ней вторая. Пришлось вставать и наливать еще молока.
— Извините, — понурился Коля, заметив взгляд воспитателя, сделал над собой усилие и отложил очередную булочку.
— Ешь-ешь, — Янко Петрович придвинул плетенку, сам уселся на диван рядом, поджав ноги.
— Так вот, — вернувшийся директор продолжил с того же места, — никому никого никто не отдает. Все будет хорошо, можете спать спокойно.
Николаша недоверчиво поджал разбитую губу.
— Будет-будет, — усмехнулся Венцеслав Альбертович, — даю слово. А его я привык держать.
— Дело не в вас, — по-взрослому вздохнул ребенок, — вы же не всемогущий.
Янко Петрович захихикал, прячась за бокалом. Вино прыгало на стенки, оставляя полупрозрачные слезы. Венцель прищурился.
— На вас моего могущества хватит, — уверенно сказал директор.
Коленька помолчал, потер глаза, начинавшие от обилия еды слипаться, посопел.
— Иди-ка ты спать тоже, ночь на дворе, — Венцеслав Альбертович потрепал пацаненка по светлому чубчику.
Коля послушно кивнул, вежливо сказал спасибо и скрылся на лестнице. Воспитатель вытянулся на диване в полный рост и посмотрел на директора. Венцель оценил позу, дождался, пока бокал с вином встанет на стол и придавил Янко Петровича собой. Воспитатель только охнул. Сто кило живого веса — это вам не баран накашлял, и если б еще на этом все закончилось. Директор откровенно потерся, обнюхал шею Янко Петровича и с удовольствием впился зубами в плечо. Янко Петрович опять охнул, но тут же брыкнулся.
— Дети спят, — осклабился воспитатель с ехидством. — Так что, увы, дорогой. И вообще у меня голова болит, как и положено многодетной матери.
— Статус «многодетной» присваивается после третьего ребенка, — с не меньшим ехидством ответил директор, продолжая покусывать теперь уже шею. — Так что, увы, дорогая, придется тебе потерпеть.
— Вот так всегда, — сдался воспитатель, сцепляя руки на мощной шее. — Так что ты задумал?
— Прямо сейчас? — ладонь директора пробралась под домашние штаны, похозяйничала на стратегическом объекте и вернулась вверх, к животу и груди.
— Прямо сейчас я уже понял, — Янко Петрович поерзал, давая Венцелю устроиться удобнее и опереться на локоть, освобождая придавленный плацдарм для ласк. — Зачем тебе эти дети? Только не говори про сострадание и внезапно вспыхнувшую человечность.
— Отродясь не водилось, — усмехнулся Венцеслав Альбертович, ослабляя завязки на штанах, своих и воспитателя. — Зато прагматичность говорит, что эти дети полезны и нужны. Они хороший козырь в подковерных играх. И нет, я не намерен ими торговать, если ты подумал об этом.
Широкая ладонь директора обхватила обоих, размеренно двигаясь.
— Что мое, то мое насовсем. Не делюсь, не отдаю, не меняю.
Янко Петрович прикрыл глаза.
— С-с-с-собственник, — выдохнул он, подстраиваясь под ритм и толкаясь навстречу.
— О да, дорогой. Еще какой.
Душ пришлось принимать наспех, глаза слипались, прямо как у Мишеньки. Рухнув в постель, Янко Петрович перетерпел процедуру подгребания себя под бок и возложения руки поперек груди.
— Послезавтра приедет Слава, — промежду прочим сообщил директор, заставив партнера скривиться. — Привезет бумаги.
— Все так сложно?
Секретарь, помощник и бывший постоянный любовник директора появлялся не так часто, как мог бы, но и не так редко, как мог бы хотеть Янко Петрович. Нет, они не ругались, поддерживали вежливый нейтралитет, но никаких приятных чувств друг к другу не испытывали. Янко Петрович был уверен, что за отдельные хорошие заслуги Славу все еще допускают к телу, но ревновать директора было глупо и непродуктивно. Черного кобеля не отмоешь добела. Да и не надо.
Венцель помолчал, расслабленно разбирая мокрые черные волосы, пропуская, как сквозь гребень, через пальцы. Занятие успокаивало обоих, Янко Петрович мог и придремать под шумок.
— Последнее время стало заметно, что за мой бизнес ведется война. Кое-кто счел его лакомым и доступным кусочком, — Венцель снова улыбнулся, хищно, жестко, растянув один угол рта и оскалившись.
— Кое-кто это?..
— Поначалу их было трое. Сейчас, судя по тому, что я вижу, пальму первенства отхватил Виктор.
— Твой брат? — уточнил воспитатель.
После пары случайных свиданий со старшим братом Венцеля Янко Петрович уяснил для себя, что родственники — это зло. Не только его собственные, но и директорские. Старший брат, Виктор Альбертович, улыбаясь, не предложил руки и смотрел на Янко Петрович как на экзотическую зверюшку, со смесью внимания и брезгливости. Упорно общался, будто воспитателя не существует в обозримом пространстве, не стесняясь пройтись по его заду, занятию, отношениям с Венцелем и умственным способностям. Янко Петрович, расставив все знаки препинания с молчаливого одобрения директора, философски ухмылялся про себя. Неприятный момент случился позже, когда на одном из официальных мероприятий Виктор, увидев Янко Петровича в очередной раз и поняв, что тот теперь с Венцеславом постоянно, попытался его зажать в угол. Мало уступая Венцеславу в габаритах, разве что ниже ростом, Виктор рассчитывал на легкую победу. Воспитатель ужом вывернулся, не позволяя себя схватить. Понятно, что долго бы не пробегал, но пары минут хватило. Венцеслав Альбертович заглянул в туалет и увидел сцену банальную из романа светского.
Открыто лезть на рожон Виктор не стал. Братья обменялись ласковыми оскалами и разошлись.
— Кровь — сильная штука, — Венцель сыто вздохнул. — Эти детишки оказались не в том месте не в то время. Их уже пытались выкупить, украсть, пока они были у предыдущего владельца. Кстати, Мишенька из очень благополучной семьи.
— Не захотел отец защитить ребенка? — Янко Петрович зевнул.
— Оказалось выгоднее продать. Власть и деньги — вот самые оберегаемые чада, все остальное — лишь средства достижения. Так вот, дети стали свидетелями убийства… ну, скажем, короля соседней державы.
Воспитатель негромко фыркнул. До этого директор говорил без эвфемизмов, теперь пошли реальные тайны.
— А я намерен прибрать ее к рукам. И не допустить, чтобы от моей откусили кусок. Поэтому дети здесь. Здесь они останутся.
Янко Петрович промолчал. Ему сейчас вежливо и непреклонно, не спрашивая, дали задачу. Воспитать — дети явно нуждались в осознании, что «здесь они останутся», научились себя вести в доме и в садике, а главное — адаптировались, перестав бояться если не окружающего мира и его опасностей, то директора. Стали ему доверять. Янко Петрович хмыкнул. Венцеслав Альбертович ровно дышал, не продолжая разговор. В окошко светила луна, подбираясь к постели серебристой кошачьей лапкой.
Можно было спокойно закрыть глаза и заснуть.
Чтобы в семь утра разлепить их от увесистого синхронного запрыгивания на кровать кролика и Мишеньки с кучей вопросов: а почему вы спите вместе? А почему здесь? А когда будет завтрак? А можно он тоже будет спать с «Венцеслявом Альбертовисем»? Янко Петрович всерьез засомневался, а не узнать ли цену за этих важных свидетелей. Но тут пришел серьезный Коля, и все встало окончательно на голову.
Кроме директора, который продолжал ровно дышать, прикрыв глаза рукой. Отличная поза, между прочим, если прикидываться спящим.
КОД ОБЗОРАМ
Название: Детский сад
Автор: маршал Е. & Shellise
Фандом: ориджинал
Рейтинг: R
Тип: слэш
Пейринг: Венцеслав Альбертович К./Янко Петрович Ц.
Жанр: AU, юмор, драма, повседневность, hurt/comfort, love/hate, стёб
Предупреждения: насилие
Размер: в процессе (часть 3, 2117 слов + часть 4, 1781 слово)
Саммари: Кто знает Венцита Торентского, наверняка согласится: управлять людьми (а также манипулировать, атаковать, защищать и натя... ублажать избранных) он умеет. Чем дети хуже? В общем, вот вам король, его фаворит и цветы жизни в ассортименте!
Примечание Это были лихие 2018-2019-е, мы стебались как могли. И просим не воспринимать сие слишком уж всерьез
Но в какой-нибудь другой реальности все и правда могло быть так. И если вам кажется, что вы нашли совпадение... это не совпадение.
Для удобства можно читать на фикбуке.
3. Пятница
3. Пятница
Кто-то очень сведущий в технике, вероятнее всего, Алешенька или Тема, спрятал в группе будильник, поставив его ровно на восемь утра. Поэтому побудка была внезапной как лавина, громкоголосой и сильно отдавала пьяным дебошем. Всклокоченные дети пытались одновременно протиснуться в двери туалета, ванной, просочиться сквозь стены или сразу, минуя все, мигрировать в зону игр. Янко Петрович, позевывая, ибо был после веселого начала ночи, а потом и продолжения ближе к утру, совершенно не выспавшийся, досыпал на ходу, ворчал и отлавливал быстрых и внезапных, как лососята в кустах черники, воспитанников, направляя кого куда. На горшок, с горшка, чистить зубы и садиться завтракать. Инара Львовна хлопотала вокруг стола. В тарелках обреченно дымилась каша, по соседству толпились стаканы с соком и чаем. Веночком разложенные на блюде бутерброды с маслом и джемом обычно распределялись частично между желудками, столом и одеждой. Иногда перепадало полу и воспитателю, если тот недостаточно ловко уворачивался.
Илюша традиционно наморщил нос и заканючил, что каша — это невкусно. Мишенька, посмотрев на завтрак, присоединился, вяло прокопав дымящуюся траншею и стянув второй бутерброд с джемом. Сема наворачивал, стараясь успеть побыстрее, чтоб уделить время капризничающему Илье. Феденька быстро провел расчет стаканов и содержимого, взял себе чай и методично принялся работать ложкой. Близнецы по привычке ели из двух тарелок одновременно, таская друг у друга. То ли проверяли, что у брата вкуснее, то ли просто придерживались ритуала. Ели — уже хорошо. Коля сидел перед тарелкой, напряженно ожидая чего-то. На вопрос воспитателя мальчик сглотнул голодную слюну и указал на двух капризуль. Миша сразу заткнулся. И даже сунул ложку в рот. Илюша почесал кудрявую маковку, потер поцарапанный теперь тоже нос и вздохнул. После чего ложки благополучно оказались во рту у всех. Коля, убедившись, что приятель начал процесс питания, ухомячил свою порцию со скоростью звука, стащил два пустых куска хлеба и попытался один сныкать. Инара Львовна, святая женщина, сразу заметила две пары всегда голодных глаз; Семе и Коле перепало добавки.
Воспитатель наблюдал от окна за всеми сразу. Гошенька посматривал в его сторону, переживая, что взрослый останется голодным, но не решался предложить любовно спрятанный специально для него бутерброд. Степа так же пристально присматривал за тарелкой Семена, готовый поделиться. Семочка никогда не просил и доедал только за Илюшей, но это не мешало великому рисовальщику всея младшей группы надеяться. Илюша осилил почти половину своей порции, Миша на четверть больше. Пока отвернувшаяся нянечка готовила фрукты, «рыцари» быстро подчистили улики и временно насытились.
На прогулку собирались тоже весело, раза в два веселее обычного, потому что Костенька вспомнил, что сегодня за ним приедут. Радостное заявление сопровождалось ором и не попаданием в сандалики и носочки. Янко Петрович плюнул на гвалт и успел перекусить.
Первый кортеж прибыл за Алешей. Два плечистых мордоворота пытались улыбаться, отчего становились похожими на двух радостных бульдогов. Алеша попрощался, что-то вручил втихаря Степе и с разбега нырнул в нутро тонированного джипа. Судя по звуку — весьма удачно приземлившись аккурат в противоположную дверь. Гувернантка всплеснула руками, едва кивнула воспитателю и скрылась следом. Бульдоги загрузились, машина развернулась, и отток постояльцев детского садика на выходные был объявлен открытым.
— Новые птенцы в твое гнездо? — ехидненько спросили из-за беседки, и оттуда появился воспитатель старшей группы.
Высокий, крепкий, ему бы телохранителем, а не воспитателем. Янко Петрович вспомнил про себя и хмыкнул. Накачанный блондин в пижонской футболке смотрел на него свысока — и роста и самомнения, — всячески пытаясь подколоть, зацепить и вывести из равновесия. Желательно на глазах директора.
— В мое, — благодушие Янко Петровича, обретенное с помощью горячего завтрака, сладкого джема и предстоящих выходных, омрачить не удавалось. — А ты что в моем гнезде забыл? Яйца высиживать негде?
— Но-но, ты полегче, — понижая голос, мрачно заметил коллега, оглядываясь на своих и чужих гомонящих детей на соседних участках, условно разделенных живой колючей изгородью.
Почему колючей? Потому что иначе сорванцы всех возрастов свободно бы разгуливали по всей территории. Торчащие острия удерживали детей от прохождения прямо сквозь «стены». Не всех и не всегда, но мнимое разделение хоть как-то помогало.
— Не один ты можешь быть в фаворе у начальства.
Янко Петрович загадочно улыбнулся. Садик целиком и полностью пребывал в неведенье относительно их с директором отношений, а то, что младшей группе доставалось много плюшек — заслуга, точнее последствия того, чьи детишки там находились. Параллель создавалась сугубо экспериментально, для поддержания той самой репутации директора. Потому на нее так тщательно и скрупулезно подыскивался воспитатель. Кто ж знал… директор тоже не предполагал.
— Разумеется, — Янко Петрович принялся перевязывать хвост, — директор на то и директор. Но задирать моих мальчишек не надо. Ни новеньких, ни стареньких. Пожалуйста, донеси это до своих оболтусов, Кирилл Александрович.
Коллега сбавил обороты. Его и впрямь частенько цепляли малышню, за что влетало уже воспитателю. И детям. Совочки в маленьких кулачках били без промаха, а если всей гурьбой навалиться, мелкота могла снести слона. И затоптать. Закопать. А если вовремя не оттащить, то и расчленить. Ковер в кабинете директора — не тот, на котором удобно стоять в колено-локтевой, а морально-выловолочный — не раз принимал Кирилла Александровича в свои пламенные объятья. Он бы, конечно, предпочел директорские, о чем не раз намекал тут же впадавшему в слепо-глухоту Венцеславу Альбертовичу. Апофигей ненависти у Кирилла случился, когда директор приволок в садик и поставил на очень лакомое место воспитателя без образования, какого-то тощего, кудрявого и вообще неясного происхождения. С тех пор прошло полгода, коллегу Янко Петровича не отпустило, но болезнь стала вялотекущей, переходя в такие редкие и цветистые перепалки.
Воспитателя подергали за штанину, пришлось срочно отвлечься на насущные проблемы. Проблемы наматывали на руку какую-то тряпку, опознанную Янко Петровичем как вчерашний фартук нянечки, и профессионально жалобно посматривали сквозь рыжие кудряшки. Илюша стоял рядышком и тоже мялся с одного запачканного травой ботиночка на другой.
— Что такое? — Янко Петрович скроил внимательное лицо, попутно обозревая окрестности на предмет спутников.
— А можно после обеда не спать? — спросил Мишенька, а Илюша старательно похлопал ресницами.
Коленька и Семочка что-то серьезно обсуждали в песочнице, рисуя на песке кривые линии и кружочки. Степа выглядывал из-за ростового куличика и прислушивался.
— После обеда, крольчонок, почти всех заберут домой, так что, если вы останетесь, можно просто поиграть.
Илья просиял, а Миша напротив нахмурился, как тучка, и опустил глаза. Янко Петрович мысленно плюнул. Точно, куда ж их заберут. То есть заберут Илью и Семена, а Миша и Коля останутся куковать где-то. Мишенька шмыгнул носом и поплелся в сторону песочницы. Его «рыцарь» тут же подорвался с места, таща какой-то листочек, явно в утешение. Не помогло. Сдержанные шмыганья перешли во всхлипы, а всхлипы в безудержный слезоразлив. Илюша стоял, растопырив ручонки, и не особо понимал, что происходит. Но на всякий случай тоже заревел. Степа укоризненно покосился на выступающих с концертом, потому что Сема рванул к Илюше, забыв про планы. Степочка присел рядышком, принялся аккуратно переносить план в альбом. Потом подарит.
Через два часа забрали большую часть группы. С боем и воплями увезли Илюшу, следом за ним в невзрачном седане укатил Сема, по-взрослому пожав на прощание руку Коленьке. Гошенька и Костенька отбыли чинно и спокойно, после забрали и близнецов. Те, переглядываясь, умудрились подкинуть водителю под зад резиновую утку со свистком в известном месте и честно наблюдали, как мужчина пытается сдержаться и не наорать на засранцев.
Старшая группа редела еще быстрее, Кирилл Александрович вернул с прогулки три человека. Остальные две — средние и подготовишки — пользовались отдельным входом в корпуса садика, гуляли на площадке с другой стороны здания. Их дела и перемещения редко влияли на соседей.
Новенькие забились в угол, где кудрявый рыжик продолжал тихонько плакать, душа в объятиях большого плюшевого кролика, а Коля мужественно смотрел перед собой сухими глазами и кусал щеку изнутри. Янко Петрович поглядывал на парочку, про себя костеря директора, но не подходил. Постепенно дети успокоились, к четырем вечера их осталось двое. Инара Львовна, вежливо попрощавшись, отбыла восвояси, нянчить внуков и трех собачек. Подозревали, что внуки и собаки — это одно и тоже, но нянечка была слишком приятной женщиной, чтобы об этом спрашивать в лоб.
Миша отвлекся на конфету и сок, а Коля потихоньку таскал сушки из оставленной вазочки. Из колонок весело щебетали детские песенки, за окном легонько хмурилось… и тут воспитателю пришла очень запоздалая и очень увесистая мысль. А, собственно, куда девать этих детей? Если они сироты, свидетели в программе, то куда и кто их заберет?
Во двор въехала еще одна машина. Весьма знакомая и увесисто-хищная. Венцеслав Альбертович легко соскочил на землю с высокой подножки, поправил рукава непривычно фривольного джемпера.
Мишенька радостно подорвался, был подхвачен на руки и пристроен на локте. Ручки обвили директорскую шею, почти как кролика не так давно. Душиться Венцеслав Альбертович не пожелал и мягко разомкнул объятия, поскорее заняв пальчики леденцом на палочке. Коленька снова затоптался на месте.
— Собирайтесь, поехали, — скомандовал директор, глядя на воспитателя.
Коля тут же выволок из-под стола два упакованных рюкзачка: один потасканный, когда-то зеленый, второй нежно-желтый и с зайчиком. Янко Петрович только брови поднял. Нацепив оба, мальчик засеменил к выходу.
Воспитатель машинально сунул в рот кусок пирожка, задумчиво подвигал челюстью, не чувствуя вкуса.
— Мы тебя в машине ждем, — как ни в чем не бывало заявил Венцель и скрылся вместе с кудрявым.
Янко Петрович сглотнул, посмотрел на жопку пирожка в руке, на потолок, принял безысходность и подначку и двинулся собирать сумку.
У машины разыгрывалась очередная картина «Не ждали? А мы приперлись». Насупленный Мишенька крепко держался за штанину директора, Коля выглядывал уже из машины, где на заднем сиденье появились детские кресла, смотревшиеся в черном салоне как две монашки в портовых доках. Напротив изображал скорбь и давил на жалость Кирилл Александрович. По обрывку разговора Янко Петрович понял, что, де, у коллеги внезапно сломалась машина, отказавшись везти труженика горшка и веранды домой. До города от милого поселка, где располагалась военная база садика, пролегало порядка сотни верст, ждать попутку можно было до второго пришествия, поэтому расчет казался вполне правильным. Помеха в лице двух карапузов Кирилла Александровича не смутила. Он даже пытался улыбаться Мишеньке, но мальчонка только суживал глаза и крепче сжимал в кулачке ткань брюк директора. Венцель наблюдал за павлиньими плясками со сдержанным саркастическим одобрением.
— Подвезем, конечно, — ухмыльнулся он, поглядывая на подходящего Янко Петровича.
Миша неодобрительно собрал складочки на носу, фыркнул и полез в распахнутый зев машины на свое креслице. Кирилл Александрович подсадил, получил в ответ презрительный взгляд от Коленьки и на всякий случай отошел.
— Работа на дом? — с гаденькой улыбочкой осведомился Кирилл Александрович, по-хозяйски перекрывая коллеге доступ к переднему пассажирскому месту.
Воспитатель спокойно обошел массивный зад авто, уселся рядом с Колей и сунул в уши наушники, демонстративно откинувшись и прикрыв глаза. Директор все с той же ухмылкой глянул в зеркало заднего вида. Янко Петрович мог спорить на месячную зарплату, а то и отпускные сверху, что Венцель получал от спектакля истинное удовольствие.
Ворота садика бессильно клацнули, не в силах задержать машину, презрительно брызнувшую гравием из-под колес. Раскатисто ворчащий «железный конь» выбрался по дорожке на узкое второстепенное шоссе, порыскал носом на поворотах и выскочил на трассу, наращивая скорость. Елки мелькали все быстрее. Мишенька прижался пятачком к стеклу, заболтал ножками. Кирилл Александрович травил какую-то байку, Венцель сосредоточенно смотрел на дорогу, небрежно придерживая руль кончиками пальцев.
— Дети у тебя поместятся? — вдруг обернулся Кирилл, пребывающий в полной уверенности, что «выскочка» живет в какой-нибудь студии на отшибе мира. А как иначе, если даже своей машины у него не было.
Янко Петрович философски относился к отсутствию комфорта в жизни, и, в целом, Кирилл Александрович был очень близок к истине. Не попал немного, но думал в лучшую сторону. Жизнь Янко Петровича до встречи с директором представляла собой с трудом контролируемый ад, где перемены к лучшему — это от пятого круга к четвертому. Не так жарит — уже прекрасно. Семья в свое время выплюнула молодого максималиста, решившегося не держать в себе тайн. С гордо поднятой поначалу головой юный будущий воспитатель шествовал вперед, но постепенно завязал в окружающей грязи. Пока раздухарившаяся судьба не окунула его по самую маковку. А на утро, взяв плату авансом, подкинула счастливый случай в лице и прочих частях тела директора.
— Они едут ко мне, — невозмутимо уточнил Венцель.
Лицо Кирилла Александровича вытянулось. Видимо, уже нарисованное в вооружении романтическое предложение «зайти на чашку кофе» никак не предполагало наличие двух довесков, один из которых явно специально тихонько подпинывал спинку переднего кресла.
— О, Венцеслав Альбертович, родители запаздывают, вы решили помочь?
— Это мои, — ладонь директора вдумчиво погладила рулевое колесо, Кирилл Александрович сглотнул, засмотревшись. — Решил, что пора переходить на новую ступень бытия. Дети как никто другой помогают раскрыть потенциал. Как считаете, Кирилл?
— А… э… да, конечно.
— Лучше б ты гарем завел, — буркнул негромко Янко Петрович, услышавший Коля вежливо захихикал в кулачок.
Тут же обернулся с застрявшим во рту леденцом Мишенька, вопросительно вздергивая бровки. Приятель нашептал ему на ушко и теперь хихикали уже вдвоем. Кирилл Александрович нервно поерзал на пятой точке и надолго замолчал, переваривая крушение планов. Или выискивая новую линию поведения.
Янко Петрович, меж тем, успел придремать, когда машина встала. Наставник старшей группы несколько несолоно хлебавши поблагодарил за услугу, мрачно зыркнул на коллегу и вымелся из салона, прикрыв за собой дверцу с легким хлопком.
— Потешил самолюбие? — осведомился, зевая, воспитатель.
— Разумеется, — и не подумал отрицать Венцель. — Пересаживайся, поехали домой, с тебя ужин.
— Что?
— На четверых. Компенсацию гарантирую.
Янко Петрович только тяжко вздохнул в очередной раз, проклиная судьбу, столкнувшую его с мерзким манипулятором. Хотя, признаться честно, компенсации от директора имели вес. Вес, запах, вкус и даже иногда музыкальное сопровождение. В общем, стоило рискнуть. Опять.
4. Ночные разговоры
4. Ночные разговоры
Янко Петрович, по привычке одетый исключительно в пару серебряных колец, вышел из спальни, поморгал, прикидывая, кухня или туалет сначала и, решив в пользу второго, завернул за угол.
Коля, тут же сгорбившийся, как боксер на ринге — очень маленький и очень суровый боксер, — спрятал за спину руку с зажатым куском хлеба. Босой и растрепанный ребенок хмуро осмотрел взрослого и потупился.
— Ты почему не спишь? — осведомился воспитатель, с досадой припомнив, что на этих выходных он перестал быть свободным человеком, обрел статус «двухдетной матери» и вести себя без оглядки, как раньше, уже нельзя.
Правда, надо отдать должное, мальчишки вели себя тише воды, ниже травы, особенно замерли, как мыши под веником, пока они проезжали город. Дом господина директора располагался с другой стороны, за чертой, в уютной зеленой долинке. Детям были выданы новые пижамки, зубные щетки, выделена просторная спальня с двумя кроватями. Мишенька сразу закопался в подушки, откуда торчали только рыжие кудряшки. А Коленька принялся изучать вид из окна. Дети явно чувствовали себя не в своей тарелке… ровно с полчаса. Потом Мишу пришлось спасать из чулана, где сорванец обнаружил плюшевого мишку. Воспитатель мрачно покосился на довольного директора, наблюдавшего за «трагедией» с видом карточного шулера, просчитавшего все до мелочей.
— Так почему не спишь? — поднажал Янко Петрович, видя, что партизан не решился колоться с первого раза.
— Ну… кушать хотелось, — Николаша застенчиво покраснел ушами и попытался сдать назад в сторону кухни.
— Понятно. Сейчас молока тебе погрею.
— А мне? — пискляво спросили из-за угла, и свидетелей ночного голого забега воспитателя по дому стало двое.
Мишенькина мордочка, помятая и заспанная, выражала крайнее любопытство.
— И тебе тоже, — воспитатель держал марку до последнего. — Идите на кухню, я сейчас вернусь.
Венцель лежал, раскинувшись почти на всю кровать и прикрыв глаза сгибом локтя. Левая рука покоилась, за неимением теплого тела рядом, на соседней подушке. Поначалу спать с ним — просто спать — воспитатель привыкал долго. Тяжелые конечности, складываемые на грудь, зад или талию, мешали даже пошевелиться толком. Это потом пришлось научиться выворачиваться из-под «хозяйской лапы», чтобы банально хоть в туалет сходить. Или водички попить… чтоб ее. Янко Петрович подавил мелочное желание разбудить директора и отправить его самого обслуживать неугомонную парочку, но посмотрел на сбившееся одеяло и передумал. Потом отомстит.
Дети на кухне сидели на диванчике, как воробьи на ветке. Причем Коля с опаской поглядывал в панорамное окно, небрежно задернутое тюлем, а Миша прикладывался у него на плече подремать. Похоже, кудрявый встал исключительно за приятелем, то ли боясь оставаться один, то ли просто по привычке, и теперь тискал плюшевого кролика и отчаянно зевал. Янко Петрович быстро налил два стакана молока, сунул в микроволновку и достал растворимое какао. Коля вцепился в свою порцию, жадно выхлебывая в один присест. Миша клевал носом мимо стакана.
— Так почему не спится? — негромко спросил воспитатель, присаживаясь напротив и впервые оценивая недетскую серьезность Николая.
— А вы нас когда отдадите? — спросил мальчик, слизнув оставшееся молоко и покосившись на почти полный стакан.
— Куда? — не понял воспитатель.
— Ну… другим людям, — мальчик задергал нервно коленкой, почесал ссадину на скуле. — Тем.
Янко Петрович простился с мыслью вернуться под теплый бок директора, налил себе вина и уселся поудобнее.
— Так, Коля, давай все по порядку. Каким людям и чего ты боишься?
— Я не боюсь, — взвился Николай, дернувшись.
Мишенька, успевший качественно отъехать в сон, отпочковался на диванчик моськой вниз. И счастливо засопел. Коля тут же отвлекся, тщательно уложил приятеля, накрыл куцым пледиком и подоткнул подушку. Янко Петрович про себя поразился отточенности движений и искренней заботе. Такую у родственников-то не часто встретишь, ему ли не знать.
— Так что случилось? — снова спросил воспитатель, подвигая ребенку плетенку с булочками.
— Плохие люди убили других плохих людей, — тяжко вздохнув, четко сказал Коля и вскинул глазищи, сухие, без слез, в зеленовато-серой глубине блеснула искра. — А он увидел. Я увидел. Так что нас, скорее всего, скоро отдадут.
Янко Петрович взъерошил кудри.
— Никто никого не отдаст, — в кухне появился директор, ни грамма не заспанный, бодрый и до отвращения свежий.
Пижамные штаны держались на честном слове (внушительном честном слове), неприлично длинные для делового человека волосы были растрепаны.
— Но вам же будет хуже, — Коля тяжко вздохнул и принялся заедать нервы булочкой.
— Хуже будет, если этот молодой человек, — директор присел на подлокотник дивана, ласково погладил топорщащиеся кудряшки Мишеньки, — проснется здесь и раскапризничается. Сейчас вернусь, — пообещал директор, легко подхватил маленькую тушку на руки, подцепил следом игрушку и с видом довольного кота с добычей удалился.
Янко Петрович только головой покачал вслед. Откуда б в этом человеке такая странная забота. Не просто так, явно. Венцеслав Альбертович становился нежным и ласковым только в двух случаях: ближе к утру, умотав партнера до состояния плюшевого кролика, когда даже уши свисали, и если ему что-то надо. Игры директор водил опасные, совсем не детсадовские, поэтому его поведение вдвойне наводило на крайне плохие мысли.
Коля проводил Венцеля тоскливым взглядом, будто тот забирал Мишу навсегда, но остался сидеть. Булка пошла внутрь быстрее, за ней вторая. Пришлось вставать и наливать еще молока.
— Извините, — понурился Коля, заметив взгляд воспитателя, сделал над собой усилие и отложил очередную булочку.
— Ешь-ешь, — Янко Петрович придвинул плетенку, сам уселся на диван рядом, поджав ноги.
— Так вот, — вернувшийся директор продолжил с того же места, — никому никого никто не отдает. Все будет хорошо, можете спать спокойно.
Николаша недоверчиво поджал разбитую губу.
— Будет-будет, — усмехнулся Венцеслав Альбертович, — даю слово. А его я привык держать.
— Дело не в вас, — по-взрослому вздохнул ребенок, — вы же не всемогущий.
Янко Петрович захихикал, прячась за бокалом. Вино прыгало на стенки, оставляя полупрозрачные слезы. Венцель прищурился.
— На вас моего могущества хватит, — уверенно сказал директор.
Коленька помолчал, потер глаза, начинавшие от обилия еды слипаться, посопел.
— Иди-ка ты спать тоже, ночь на дворе, — Венцеслав Альбертович потрепал пацаненка по светлому чубчику.
Коля послушно кивнул, вежливо сказал спасибо и скрылся на лестнице. Воспитатель вытянулся на диване в полный рост и посмотрел на директора. Венцель оценил позу, дождался, пока бокал с вином встанет на стол и придавил Янко Петровича собой. Воспитатель только охнул. Сто кило живого веса — это вам не баран накашлял, и если б еще на этом все закончилось. Директор откровенно потерся, обнюхал шею Янко Петровича и с удовольствием впился зубами в плечо. Янко Петрович опять охнул, но тут же брыкнулся.
— Дети спят, — осклабился воспитатель с ехидством. — Так что, увы, дорогой. И вообще у меня голова болит, как и положено многодетной матери.
— Статус «многодетной» присваивается после третьего ребенка, — с не меньшим ехидством ответил директор, продолжая покусывать теперь уже шею. — Так что, увы, дорогая, придется тебе потерпеть.
— Вот так всегда, — сдался воспитатель, сцепляя руки на мощной шее. — Так что ты задумал?
— Прямо сейчас? — ладонь директора пробралась под домашние штаны, похозяйничала на стратегическом объекте и вернулась вверх, к животу и груди.
— Прямо сейчас я уже понял, — Янко Петрович поерзал, давая Венцелю устроиться удобнее и опереться на локоть, освобождая придавленный плацдарм для ласк. — Зачем тебе эти дети? Только не говори про сострадание и внезапно вспыхнувшую человечность.
— Отродясь не водилось, — усмехнулся Венцеслав Альбертович, ослабляя завязки на штанах, своих и воспитателя. — Зато прагматичность говорит, что эти дети полезны и нужны. Они хороший козырь в подковерных играх. И нет, я не намерен ими торговать, если ты подумал об этом.
Широкая ладонь директора обхватила обоих, размеренно двигаясь.
— Что мое, то мое насовсем. Не делюсь, не отдаю, не меняю.
Янко Петрович прикрыл глаза.
— С-с-с-собственник, — выдохнул он, подстраиваясь под ритм и толкаясь навстречу.
— О да, дорогой. Еще какой.
Душ пришлось принимать наспех, глаза слипались, прямо как у Мишеньки. Рухнув в постель, Янко Петрович перетерпел процедуру подгребания себя под бок и возложения руки поперек груди.
— Послезавтра приедет Слава, — промежду прочим сообщил директор, заставив партнера скривиться. — Привезет бумаги.
— Все так сложно?
Секретарь, помощник и бывший постоянный любовник директора появлялся не так часто, как мог бы, но и не так редко, как мог бы хотеть Янко Петрович. Нет, они не ругались, поддерживали вежливый нейтралитет, но никаких приятных чувств друг к другу не испытывали. Янко Петрович был уверен, что за отдельные хорошие заслуги Славу все еще допускают к телу, но ревновать директора было глупо и непродуктивно. Черного кобеля не отмоешь добела. Да и не надо.
Венцель помолчал, расслабленно разбирая мокрые черные волосы, пропуская, как сквозь гребень, через пальцы. Занятие успокаивало обоих, Янко Петрович мог и придремать под шумок.
— Последнее время стало заметно, что за мой бизнес ведется война. Кое-кто счел его лакомым и доступным кусочком, — Венцель снова улыбнулся, хищно, жестко, растянув один угол рта и оскалившись.
— Кое-кто это?..
— Поначалу их было трое. Сейчас, судя по тому, что я вижу, пальму первенства отхватил Виктор.
— Твой брат? — уточнил воспитатель.
После пары случайных свиданий со старшим братом Венцеля Янко Петрович уяснил для себя, что родственники — это зло. Не только его собственные, но и директорские. Старший брат, Виктор Альбертович, улыбаясь, не предложил руки и смотрел на Янко Петрович как на экзотическую зверюшку, со смесью внимания и брезгливости. Упорно общался, будто воспитателя не существует в обозримом пространстве, не стесняясь пройтись по его заду, занятию, отношениям с Венцелем и умственным способностям. Янко Петрович, расставив все знаки препинания с молчаливого одобрения директора, философски ухмылялся про себя. Неприятный момент случился позже, когда на одном из официальных мероприятий Виктор, увидев Янко Петровича в очередной раз и поняв, что тот теперь с Венцеславом постоянно, попытался его зажать в угол. Мало уступая Венцеславу в габаритах, разве что ниже ростом, Виктор рассчитывал на легкую победу. Воспитатель ужом вывернулся, не позволяя себя схватить. Понятно, что долго бы не пробегал, но пары минут хватило. Венцеслав Альбертович заглянул в туалет и увидел сцену банальную из романа светского.
Открыто лезть на рожон Виктор не стал. Братья обменялись ласковыми оскалами и разошлись.
— Кровь — сильная штука, — Венцель сыто вздохнул. — Эти детишки оказались не в том месте не в то время. Их уже пытались выкупить, украсть, пока они были у предыдущего владельца. Кстати, Мишенька из очень благополучной семьи.
— Не захотел отец защитить ребенка? — Янко Петрович зевнул.
— Оказалось выгоднее продать. Власть и деньги — вот самые оберегаемые чада, все остальное — лишь средства достижения. Так вот, дети стали свидетелями убийства… ну, скажем, короля соседней державы.
Воспитатель негромко фыркнул. До этого директор говорил без эвфемизмов, теперь пошли реальные тайны.
— А я намерен прибрать ее к рукам. И не допустить, чтобы от моей откусили кусок. Поэтому дети здесь. Здесь они останутся.
Янко Петрович промолчал. Ему сейчас вежливо и непреклонно, не спрашивая, дали задачу. Воспитать — дети явно нуждались в осознании, что «здесь они останутся», научились себя вести в доме и в садике, а главное — адаптировались, перестав бояться если не окружающего мира и его опасностей, то директора. Стали ему доверять. Янко Петрович хмыкнул. Венцеслав Альбертович ровно дышал, не продолжая разговор. В окошко светила луна, подбираясь к постели серебристой кошачьей лапкой.
Можно было спокойно закрыть глаза и заснуть.
Чтобы в семь утра разлепить их от увесистого синхронного запрыгивания на кровать кролика и Мишеньки с кучей вопросов: а почему вы спите вместе? А почему здесь? А когда будет завтрак? А можно он тоже будет спать с «Венцеслявом Альбертовисем»? Янко Петрович всерьез засомневался, а не узнать ли цену за этих важных свидетелей. Но тут пришел серьезный Коля, и все встало окончательно на голову.
Кроме директора, который продолжал ровно дышать, прикрыв глаза рукой. Отличная поза, между прочим, если прикидываться спящим.
КОД ОБЗОРАМ
@темы: [ориджинал], у него теперь мало здоровья и много счастья., графомань, OC: гарем дядюшки Венцита
