Название: Детский сад
Автор: маршал Е. & Shellise
Фандом: ориджинал
Рейтинг: R
Тип: слэш
Пейринг: Венцеслав Альбертович К./Янко Петрович Ц.
Жанр: AU, юмор, драма, повседневность, hurt/comfort, love/hate, стёб
Предупреждения: насилие
Размер: в процессе (часть 1, 2006 слов + часть 2, 1945 слов)
Саммари: Кто знает Венцита Торентского, наверняка согласится: управлять людьми (а также манипулировать, атаковать, защищать и натя... ублажать избранных) он умеет. Чем дети хуже? В общем, вот вам король, его фаворит и цветы жизни в ассортименте!
Примечание Это были лихие 2018-2019-е, мы стебались как могли. И просим не воспринимать сие слишком уж всерьез
Но в какой-нибудь другой реальности все и правда могло быть так. И если вам кажется, что вы нашли совпадение... это не совпадение.
Для удобства можно читать на фикбуке.
1. Знакомство
1. Знакомство
Мальчик бежал из последних сил, не понимая уже куда. Лишь бы подальше. Сердечко тяжело бухало, дыхания не хватало. Ножки в растоптанных и порванных кроссовках все чаще оступались, грозя подкоситься. Юркнув в подворотню, за мусорный контейнер, ребенок упал на груду полных черных пластиковых мешков, стараясь дышать потише, и застыл испуганной мышью.
— Где этот мелкий ублюдок? — топот приблизился, посреди дороги преследователи остановились.
Трое крупных мужчин в тяжелых армейских ботинках, с испещренными черными узорами татуировок-знаков руками хищно оглядывались, тяжко дыша и обшаривая взглядами пространство.
— Он не мог далеко уйти, ножонки коротковаты.
— Тьфу, твареныш. Ну, где ты? Выходи. Дяди тебя не обидят. Мы быстро справимся.
— Да заткнитесь вы, — шикнул третий, самый низкорослый. — Этот крысеныш не такой дурак. Небось, затаился. Ну-ка, обыскивайте каждый уголок. Шагов не слышно, он где-то тут.
Мальчик застыл от ужаса, надеясь, что стук бешено колотящегося сердечка не различить. С отчаянным упорством оставался на месте, не двигаясь, надеясь на чудо, и что его не найдут среди мусора.
У одного из мужчин пронзительно запело в кармане:
— Да? Что? Ганс? И где? Тащите его в фургон. И тех двух дохляков тоже. Хозяин приказал найти мальчишку. Он его видел, поэтому… кто приехал? Какой еще мужик? Гоните его в шею, не до него сейчас.
С другой стороны улицы взвизгнули шины, заурчал мощный мотор. Машина крадучись прошла в узкую аллею между черными ходами и мусорными баками. Водитель опустил стекло и коротко свистнул:
— Пацаны, рвем когти. Копы рядом.
— А мальчишка?
— Хрен с ним, хозяин сказал убираться, пока не поздно. Потом найдете этого клопа. Все равно его показания ни черта не значат, ему от силы лет пять-шесть.
— Не уверен, — почесал шею низкорослый. — Не хочу очередной срок мотать из-за козявки.
— Вот и двигай булки в машину, — рявкнул водитель.
Нехотя все трое загрузились в джип, и он, как большой ледокол между двух айсбергов, прошил улицу насквозь, выскочив на авеню.
Мальчик сидел дальше, зажимая рот грязной ладошкой. Вокруг пахло сгнившими овощами и крысами. Мальчик дрожал, но глаза оставались сухими. Постепенно запищало в мусоре, рядом, у самого переулка кто-то рискнул выйти покурить. Потянуло дымом, горьким и терпким. Ребенок раскашлялся и стал поспешно выбираться.
— Эй, кто тут? — хрипло спросил кто-то.
Мальчик бросился снова бежать, завернул за угол и со всего маха влетел во что-то большое и мягкое. Удар об асфальт болью взорвался в локте, коленках и боку. Мир вспыхнул снопом искр.
— Скучно! Скучно-скучно-скучно. Ску-у-у-учно! — ныл Илюша, вытянувшись на столе аккурат между супом и вареным картофелем.
Густые каштановые кудри лежали частично рядом, частично в тарелке с пудингом. Мальчик ныл и пинал ножкой стул соседа.
Семочка морщился, но мужественно терпел, поглощая первое. Светлые волосы топорщились в разные стороны, как пук соломы. Нянечка, полноватая, но очень ухоженная и совсем домашняя, как любимая бабушка, женщина, хлопотала вокруг десятка мальчишек. Все стучали ложками. И только Илюша надрывался. Встал не с той ноги. А воспитатель не успел смениться. Утренний, остававшийся с ночной, едва сдержался, чтобы не выдрать капризника по заднице. Но силовые методы воспитания в закрытом садике-интернате были запрещены. В целях экономии. На смене воспитателей. Ну и, учитывая, чьи отпрыски ходили в сад, дабы не разорится на компенсациях и похоронах.
— Илюша, кушай, — попыталась вразумить Инара Львовна, но добилась лишь того, что кудрявая капризуля всея группы сполз под стол и там улегся.
Семен со вздохом отложил ложку, тоскливо глянув на остывающий картофель, приподнял скатерть и заглянул.
— Выходи, — попросил он.
Илюша помотал головой и показал ему язык.
— Неть.
— Там пыльно, испачкаешь новую футболку, — привел аргумент Сема, старательно выговаривая слоги. — Розовая у тебя одна осталась.
— Ой, — Илюша вскочил, не рассчитал и со всего маха приложился лбом об стул.
От рева подпрыгнули и тарелки, и дети, и нянечка. Стекла задребезжали. Сема побледнел и поскорее плюхнулся рядом, обнимая рыдающего в три ручья от обиды и боли Илюшу.
— Что стряслось? — в группе появился воспитатель.
Худощавый, черноволосый и тоже кудрявый. Волосы непедагогично скреплялись в высокий хвост, а яркая голубая рубаха придавала молодому человеку очень специфический вид. Не воспитательский вовсе.
— Янко Петрович, даже не отворачивалась, — запричитала Инара Львовна, прекрасно зная характер старшего воспитателя этой группы.
Палец в рот ему класть опасались. Самый молодой, без должного (на взгляд многих) образования, и вообще какой-то мутный, он не считался с авторитетами, держал своих мальчишек в ежовых рукавицах, пытался уволиться со стабильностью раз в месяц, но за группу мог и порвать. Буквально. Например, штаны кого-то из персонала, не доглядевшего за сорванцами. Трое тогда ушли с площадки со ссадинами, еще одному понадобился врач, опасались перелома руки. Оба воспитателя — и подменявший, и Янко Петрович — были вызваны на ковер к директору. Криков не слышали, но поговаривали, что гробовая тишина и перекошенное лицо подменявшего вселяло ужас.
— Сема, что случилось? — Янко Петрович встал на колени, вытащил пострадавшее создание из-под стола и пристроил на руке, распутывая каштановую кудель.
— Ударился, — отрапортовал Семочка, сочувственно шмыгая носом и держа Илюшу за руку. — Об стул.
— Понятно.
Янко Петрович строго глянул на замерших мальчишек. Приборы тут же застучали дальше, Инара Львовна бросилась наливать добавки. Семочка облизнул ложку и пошел за воспитателем, привязанный рукой к Илюше. Кое-как, с третьей попытки, удалось оторвать ладонь от пострадавшего места. Синяк красиво конфликтовал с мокрыми от соплей и слез кудрями. Кожа покраснела, но ни рассечения, ни крови. Разгону было маловато, как следует покалечиться Илюша не успел.
— Сема, иди доедай, мы сходим в медпункт и вернемся.
— Не-э-э-эт! — горестно заныл Илюша, замотал головой. — Не хочу, там зеленка.
— Зеленки не будет, — холодно отбрил воспитатель, гладя Сему по льняным всклокоченным волосам. — Илюша, прекрати. Мы быстро приложим лед. Иначе останется синяк, будешь пугалом.
— Огородным? — почему-то шепотом уточнил, всхлипнув, Илья.
— Именно, — подтвердил воспитатель и подтолкнул Семочку к столу. — Иди кушай. Мы быстро. Инара Львовна, мы лед сходим приложить.
— Конечно-конечно, — брови женщины горестно надломились. — Я присмотрю за остальными, Янко Петрович.
Поскольку попыток идти своими конечностями Илюше не предоставили, поездка в медпункт и обратно заняла пятнадцать минут. На этаж всего спуститься. Категорически не разрешив переодеваться и аргументируя, что обедать все равно надо и футболку менять на пижамку потом придется повторно, воспитатель вернул пострадавшего к столу. Сема, очистивший свою тарелку, сидел на месте и ждал. Видимо, переживания накормили скуку Илюши, поэтому желудку тоже досталось и первого, и второго, и даже кусочек пудинга на сладкое. Оставшееся подчистил Сема. Добавки просить он стеснялся, но за Илюшей всегда приходилось доедать.
Янко Петрович строго наблюдал, попутно выбирая книжку в открытом шкафу. Увесистые фолианты равносильно тянули и на пособия по магии, и на большую энциклопедию. При случае ими можно было забаррикадировать дверь и держать оборону. Алешенька, милый светленький ангелочек с большими амбициями по захвату мира или хотя бы пока детского садика, и Степочка, верный рисовальщик карт сокровищ и планов захвата того самого мира, пробовали дважды. Второй — присовокупив к книжкам и сам шкаф. Потом долго выспрашивали и выясняли, как они умудрились его уронить и подтащить. Алеша молчал, как партизан на допросе. Степа сопел и хлопал шоколадными глазами. Признались только в кабинете директора под угрозой лишения мелков и альбома для рисования.
Пока Илюша доел и переоделся, остальная группа успела мигрировать в спальню и даже попытаться лечь. Но тут кто-то кинул подушку. Посещение медпункта могло стать массовым, но окрик Янко Петровича мгновенно уложил всех по местам. Последним в угол мрачно пропыхтел лохматый русый Феденька, ворча что-то себе под нос и с недовольным прищуром рассматривая попадавшиеся под ноги колготочки и шортики с сандаликами. Рыжий Гошенька прибрал свои от греха подальше.
Две кровати около Семы и Илюши пустовали. В группе нынче случился недобор. Из двенадцати мест заняли только десять. Янко Петрович молился, чтобы не добавили. Директор, частенько заглядывавший в группу, загадочно молчал.
Избавив близнецов Мила и Тему от контрабандой протащенного паровозика, пообещав Степочке позволить проверить новый план подкопа беседки, Янко Петрович уселся в кресло-качалку и открыл книгу. Ровный мягкий голос вскоре убаюкал всех. Даже замечтавшегося Алешеньку и сопевшего носом Костеньку. Инара Львовна на цыпочках прокралась к окну, приспустила штору и приоткрыла створку. Кондиционер был выключен, и на два часа в группе наступила полная тишина.
Деликатно вздрогнул на столе телефон. Янко Петрович, с усилием проглотив целиком запихнутый в рот бутерброд, залил его соком и принял звонок.
— Ты уже пришел? — бархатно осведомилась трубка.
— Да, конефно, — жуя, подтвердил воспитатель. — Мог бы разбудить, когда уходил. А не относить телефон на кухню. Я опоздал, и твоя любимая деточка пыталась покончить с жизнью, самоубившись об стул.
— Которая? — невозмутимо уточнила трубка.
— Кудрявая и безбашенная.
— Все нормально?
— Нормально, — Янко Петрович откусил от булки. — Но поесть я не успел, поэтому говори, что хотел, пока тут все спят.
— Администрация зачислила в твою группу двух новеньких. Личные дела покажу вечером, там все деликатнее, чем обычно.
— Что? — Янко Петрович подавился очередным глотком сока. — Я уволюсь. Слышишь? Куда еще двух? Я этих скоро к стульям начну привязывать. С ними никто справиться не может.
В трубке засмеялись.
— Ну ты же можешь, правда? Я готов компенсировать твои нервы.
— Чем? — отчаявшись нормально поесть, воспитатель отошел от стола к окну, уставившись в зеленый пейзаж из глянцевого журнала про идеальное детство.
Веночком площадки для игр, разноцветные карусельки, качельки, маленькие милые лесенки и горки. Высокий забор, колючую проволоку под напряжением и видеокамеры надежно скрывала густая зелень.
— Ммм, обсудим вечером…
— На четверть поднять ставку, четыре отгула в месяц! — категорично отрезал Янко Петрович, стаскивая резинку и с наслаждением потирая затылок. Смоляные кудри рассыпались по плечам. — А «ммм» — это бонус, а не компенсация.
— Как скажешь, милый. Приятно, что ты согласился. К полднику новеньких привезут.
— Что?!
Короткие гудки смешались со смехом.
— И как я вляпался? — вздохнул мужчина, пряча руки в карманы брюк и мечтая переодеться.
Можно даже в пижамку и под одеяло. Но, увы, в отличие от детей в группе, воспитателю часто не удавалось спать даже ночью.
Сонная группа выползала обратно в игровой зал. Сема крепко держал Илюшу за руку, а тот тер кулачком глаза и сонно посапывал, продолжая дремать на ходу. Алеша и Степочка уже рисовали что-то за столиком в углу — частично на столике, частично на стене. Янко Петрович посматривал на часы, прикидывая, усаживать полдничать детей по расписанию или подождать новеньких.
Громко прошуршали по гравию шины, автомобиль, большой и черный, похожий на крокодила, плавно подкатил к главному входу. Дети с визгом прилипли к окнам. Илюша, увидев выходящего высокого и крепкого мужчину со светло-рыжими волосами, заверещал и ракетой пронесся к выходу. Вовремя подхваченный коварным воспитателем, кудрявый продолжал перебирать ногами в воздухе, работая локтями, как опаздывающая черепашка. Но стоило дверям открыться, Илюша обвис, оторопело моргая. На локте у обожаемого директора сидел незнакомый мальчик. Пронзительно-рыжая шевелюра собиралась такими же, как у Илюши, тугими капризными колечками. Вздернутый носик со свежей царапиной и росчерком зеленки, поджатые пухлые губки. За руку Венцеслава Альбертовича держался еще один ребенок. Светловолосый, всклокоченный, он с опаской косился по углам, словно искал, куда блохой скакнуть и сбежать. Что-то в облике неуловимо напоминало Семена. Цвет волос и цвет глаз совпадали, Сема тоже поначалу дичился и выглядел дворовым, вчера подобранным котом.
— Добрый вечер, — Венцеслав Альбертович улыбнулся сразу всей малышне, отдельно воспитателю.
Инара Львовна на всякий случай отошла. Директора женщина побаивалась, вообще не понимала, каким образом такой человек мог решить открыть детский сад. В страшном кошмаре не приснится. Ему бы колонию для малолетних преступников. На крайний случай — бордель. Но уж никак не приличное заведение для дошколят. Парадоксально, малышня билась без правил за внимание директора. Фаворитом традиционно считался Илюша.
— Знакомьтесь. Это Миша, — Венцель ссадил с рук рыженького. — И Коля. Они теперь будут жить у нас. Пожалуйста, не обижайте их и научите всем нашим правилам. Хорошо?
Дети нестройно закивали. Близнецы на всякий случай взялись за руки и отодвинулись, а Федя заворчал, что теперь не хватит всем добавки. Гошенька с любопытством высунул нос из-за книжки. Костя насупился. Он и так не очень любил Семочку, считая, что Илюше нужен другой друг, а теперь появился еще один, почти такой же. Непорядок. Взрослые вечно доставляют проблем. Алеша без особого интереса к гостям смотрел на Янко Петровича. Любимый воспитатель хмурился.
Новенькие тоже взялись за руки. Мишенька негромко шмыгнул носом и подвинулся ближе к Коле. Илюша потер нос. Посмотрел на директора. Венцель заговорщики подмигнул. Илюша понял — это знак заслужить похвалу — и рванул вперед.
— Привет, — накрутив на палец локон выдал он, глядя в такие же, как и у него, серебристо-серые глаза. — Любишь зеленку?
Мишенька отрицательно гукнул.
Глядя вслед двум марширующим к дверям кудрявым мальчишкам, Янко Петрович мысленно перекрестился. Потому что его прозорливое чутье, вкупе с задницей, вопило о больших проблемах. Теперь умноженных на два. Семен и Николай пристально рассматривали друг друга. Венцеслав Альбертович нейтральным тоном попросил воспитателя после того, как дети будут уложены, зайти в его кабинет.
2. Предложение
2. Предложение
Проблемы начались уже на прогулке. Когда один кудрявый лезет на лестницу — это ничего. За ним присмотрит и его верный «рыцарь» Сема, и воспитатель успеет. А вот когда два кудрявых лезут на лесенку с двух сторон — можно и не успеть. Особенно если в этот момент «рыцарь» Сема и «рыцарь» Коля выясняют отношения. Не друг с другом, а соседней старшей группой, зачем-то решившим позадирать мелких именно сегодня. Результат на лицо. На лице. Всех. У Семена и Николая разбито по брови и по губе, порваны футболки и извазюканы шорты. У Мишеньки с Илюшей потери обширнее — обе стертые коленки, локти и пара ссадин на заде и животе. И все бы ничего, если бы в этот момент, помня обещание воспитателя, Степа не проявил чудеса владения совочком и не застрял во все-таки узковатом подкопе под веранду. Алеша, пытавшийся вытащить приятеля, почти его похоронил. Тема где-то стянул петарду, не иначе притащил из дома, и близнецы прятали ее до удобного момента. Громыхнуло знатно, и Янко Петрович, порядком ворчащий под нос последние полчаса, выругался вслух. Дети испуганно присели. Если воспитатель выходил из себя, это грозило стоянием в углу, засыпанием без сказки и лишением прочих прелестей хорошего поведения, вроде конфеты или сладкой булочки на полдник и перед сном.
Гошенька зашикал на Костю и остальных, пытаясь хоть как-то урезонить взбудораженных новенькими, потасовкой и ручными катаклизмами одногруппников. На подмогу была призвана верная нянечка, и дети парным гуськом потянулись в группу. Мыться, переодеваться и играть в относительной безопасности помещения. Янко Петрович, нагруженный пятерыми пострадавшими, вновь отправился в медпункт.
Седовласый врач Роман Александрович только сверкнул острым взглядом через пижонские очочки без оправы и кивнул на кушетку.
— Располагайтесь, молодые люди. Вы, — перст детского эскулапа уперся в два вздернутых носа, один в веснушках, второй в грязи, — вот сюда. Вы, двое, вот туда. А, Степа, ты иди ко мне. Снимай футболку. Янко, вы не могли бы подать мне вот тот саквояж. Спасибо.
Воспитатель едва заметно поморщился, но беспрекословно выполнил просьбу. Быстрее сделают, быстрее можно унести ноги из гостеприимного кабинета. Иногда чересчур.
Врач быстро ощупал подхихикивающего от щекотки первооткрывателя подкопов, замазал и заклеил царапину на локте и отправил мыться. Степочка твердо заверил Янко Петровича, что дойдет сам, и гордо зашагал в группу по коридору полному опасностей, сквозняков и подвигов.
— Ну-с, а с вами мы еще не знакомы, молодой человек, — врач наклонился к рыжему новенькому. — Меня зовут Роман Александрович. А тебя?
— Миша, — мальчик отъерзал по кушетке поближе к свежеиспеченному приятелю, искоса глядя на «доброго дядю».
— И откуда же ты, Мишенька, к нам приехал?
Мальчик насупился и промолчал, только взгляд изменился. Илюша тоже нахмурился за компанию, брыкнув ногой в ботиночке и царапинах. Коля напрягся, сполз с кушетки, куда его усадили, и заковылял к «допрашиваемому».
— Роман Александрович, нам бы в группу, — Янко Петрович подхватил Николая, не дал слезть еще и Семе и вызвал огонь на себя. — Хочу уложить их пораньше, вчера по стенам до полуночи бегали, не угоманивались.
Эскулап попался на очевидную удочку, поправил очки и сладко улыбнулся.
— Конечно, любимого воспитателя не было, а кто же еще справится, кроме вас и директора.
Илюша засопел громче. Директор, в детском понимании, принадлежал только ему, Илюше. Ну, еще можно было с Семеном поделить, но тот не хотел. Наверное, придется делиться с Мишей, но почему-то эта мысль не расстраивала.
Зеленки на сей раз избежать не удалось, как и легкого ревного выступления. Отмытые и частично позеленевшие дети — по двое на руках и пешком — возвратились в группу. Вечер завершился без приключений. Ужин, конфета, умывание и сказка возымели должный эффект. Ровно в девять вся группа сопела в две дырки, иногда подергивая пятками. Янко Петрович тяжко вздохнул, поправляя одеяла — под кроватями Илюши и Мишеньки валялось по носку, а голые пальчики торчали из-под края одеяла и явно мерзли. Даже удивительно, что дети не родственники.
Распрощавшись с нянечкой и жестоко ей позавидовав, Янко Петрович включил видеонаблюдение, надел браслет оповещения, если кому-то из детей приспичит проснуться, и промаршировал на два этажа вверх.
Этаж администрации громко назывался, но на деле здесь располагался кабинет директора и все. Один кабинет во весь этаж. Практически жилая квартира, с мини-кухней, душем, спальней и библиотекой с сейфовыми шкафчиками. Все, чтобы оставаться в аду работы круглосуточно. Янко Петрович бы удавился.
За окном сонно ухали какие-то птицы, что им не спится, скрипели и волновались листвой деревья. Классический пейзаж. Темноватый коридор и приоткрытая дверь, полоска света на беленых дубовых досках пола. Янко Петрович помедлил, прислушиваясь.
Завтра наступала долгожданная пятница, на выходные детей забирали. Хорошо, что уже май. Интернат интернатом, но на лето подопечные разъезжались. Вереница закрытых тонированных машин, строгие костюмы. Родители не посещали детский садик. Гувернеры, охранники и няни разбирали детишек и увозили «общаться с родственниками». Янко Петрович кривил губы вслед. Но после наступала долгожданная двухмесячная свобода. Изредка прерываемый закупками и комиссиями отпуск. Осталось пережить еще день, отдохнуть и без отгулов доползти до середины июня.
Слегка воспрянув духом, воспитатель без стука вошел в кабинет. Венцеслав Альбертович, скинув пиджак и закатав рукава рубахи до локтей, корпел над документами. Содержимое бумаг и лэптопа держалось под кодами и секретом, а у Инары Львовны случился бы сердечный приступ, загляни она хоть краем глаза в то, с чем работал директор детского садика.
Голову от бумаг он не поднял, лишь улыбнулся. Янко Петрович подтащил кресло к столу, забрался с ногами и скептически поджал губы.
— Что ты принес, мой повелитель, в дом такого, что это требует дополнительного контракта с охранной фирмой? — сладко пропел воспитатель.
Перьевая ручка у директора дрогнула, посадив маленькую и очень симпатичную кляксу. От этого не менее лишнюю на контракте. Венцель с укоризной покосился на довольно скалящегося воспитателя.
— Двух новеньких мальчиков, милый. Согласись, они прелесть.
— Я оценил. А также оценили две тарелки, куриная нога, Инара Львовна и Роман Александрович. Площадка, как ни странно, не пострадала. А то мне иногда кажется, что эти маленькие бульдозеры ее снесут и сровняют с землей.
— Это и без новеньких наши справятся, — директор запустил на печать замену испоганенному листу, аккуратно поставил подпись, подул и бросил контракт в закрытую папку.
Кресло с мягким шорохом отъехало от стола, на край водрузились ноги директора в начищенных строгих ботинках. Мужчина откинулся на спинку, заложив руки за голову и сразу стал похож на образ из кошмаров нянечки. Сутенер высшего пошиба или владелец игорного дома с дополнительными возможностями. Сытый большой хищник. Янко Петрович оценил зрелище, фыркнул и, небрежно толкнув приоткрытое окно, достал трубку. Сладковатый запах хорошего табака смешался с парфюмом директора и ночным ветром.
— У меня к тебе предложение, милый, — Венцеслав Альбертович дождался, пока воспитатель затянется, щурясь сквозь дым, как кот.
— Руки и сердца? — хмыкнул, выдыхая, Янко Петрович.
— Практически. Четырех рук и двух сердец.
— Объяснись, пожалуйста.
— Двое маленьких проказников, которые сегодня поступили на баланс детского садика — сироты. Один — на самом деле круглая сирота и беспризорник, второй — волей случая и обстоятельств стал таковым при живых родителях.
— Чудесно, мы стали благотворительной организацией помимо всего остального?
— Почти, — директор тонко улыбнулся, и Янко Петрович с досадой вздохнул.
Еще до очного знакомства, когда ему только предложили рассмотреть вакансию одного очень-очень уважаемого человека, он, рассмотрев для начала послужной список, категорически отказался. С такими людьми иметь дело — себе дороже. Можно лишиться всего, а главное задорно, с шутками, огнестрелом в неудобном месте и, возможно, тоже весьма неудобно застрявшими в разных частях тела острыми предметами. Но судьба распорядилась иначе. И личное знакомство состоялось. Без предложения о работе. Янко Петрович просто не знал, с кем общается. Пока не стало поздно. Венцель уверенно провел свою партию, появившись в очень знаковый момент, когда Янко Петровичу выбирать было откровенно не из чего. Острые предметы уже торчали, а сам он был не в форме, чтобы сопротивляться. Но воспитателем в детский садик? Смирение до сих пор не приходило. Заявления Янко Петрович писал с завидной регулярностью, но пока директору удавалось его переубедить.
Интуиция и задница подсказывали, что ничего хорошего сейчас Венцель не скажет, а воспитатель все равно согласится расхлебывать. Хотя бы временно.
— Ты когда-нибудь о детях думал?
— Двадцать четыре на семь на дежурстве думаю, еще пару часов, пока отмываюсь после обеда или ужина.
— О своих.
— Это к чему ты клонишь?
— Николай оказался не в том месте, не в то время. Поэтому его охраняют. Но мальчику нужен усыновитель. А Михаил попал под раздачу случайно, но категорически отказывается разлучаться с приятелем. Семья согласилась на официального опекуна.
Воспитатель выразительно провел пальцем по горлу.
— Ты решил сунуть голову в петлю и стать отцом два раза.
— Мы решили, — Венцель снова ухмыльнулся. — Один я не настолько надежен, а вот если вступлю в гражданский брак, то никаких проблем с документами не возникнет. Формальности будут соблюдены, а мальчики получат полный протекторат.
Лоб воспитателя пересекла морщина, он демонстративно развел руки.
— Ну хорошо, а я здесь причем?
Директор открыл еще одну папку и подвинул по столу пару листков бумаги. Янко Петрович глянул.
— Нет! — воспитатель подавился дымом, закашлялся, разгоняя самим же наведенный морок.
В контракте, черным по белому, ехидный рядок букв сообщал, в каких пропорциях распределяются обязанности — в том числе супружеские — между неким Венцеславом Альбертовичем К. такого-то года рождения и Янко Петровичем Ц. такого-то года издания. Пункты перечисляли наследование, уход и даже финансовую премию, полагающуюся ежемесячно воспитателю. Приличная, кстати, сумма. Янко Петрович зачитался. Венцель принимал его на полный пансион. Перевернув листок, воспитатель хмыкнул. Вторая часть брачного договора сообщала обязанности «жены».
— Очень смешно, — прокомментировал Янко Петрович, брезгливо отодвигая от себя контракт. — Странно, что не внесен пункт «уйти только вперед ногами» и штрафы за измену.
— А ты собираешься мне изменять? — густая рыжеватая бровь директора изогнулась, в глазах мелькнуло то непонятное и жутковатое выражение, от которого у нормальных людей начинало подсасывать под ложечкой.
У воспитателя свербело в ином месте.
— Я собираюсь тебе не давать, чтобы не подсовывал всякие глупые авантюры. Директору детского сада должно досье иметь приличное, репутацию безупречную и быть женатым на какой-нибудь прекрасной фемине, образцовой матери.
— Какой-какой матери? — съязвил Венцель. — Это не обсуждается. Я про фемину. Репутация у меня правильная, досье полное и пухлое.
— Нет, — перебил Янко Петрович. — Я не настолько низко пал.
— Я не продаю тебя в рабство или бордель, — негромко и серьезно вдруг сказал директор. — Подумай.
— Умеешь ты испортить настроение.
Воспитатель с досадой выбил трубку, мстительно уронив пару крупинок табака мимо пепельницы. Отряхнул брюки и поднялся. Директор наблюдал, исподлобья сканируя взглядом. Янко Петрович покосился, нервно передернул плечами, сделал шаг назад. Завершив пассаж стратегических ошибок. Не надо было вообще делать резких движений, потому что в следующее мгновение он оказался прижат животом к столу, правая рука заломлена за спину, а сверху всю композицию крепко придавило крупное и тяжелое тело директора.
— Я тебя не отпускал, — зарокотало в ухо, а в позвоночник отдалось вибрацией; о том, что упиралось в тыл и твердело, давив все сильнее, Янко Петрович предпочитал сейчас не думать.
Воспитатель попытался брыкнуться проформы ради, но только сильнее впечатался в директора.
— Не хочешь контракт, — ухо чувствительно прикусили, — закрепим помолвку как раньше было принято. Ты, конечно, не юная девственница, но разве это что-то меняет?
— А право выбора? — с усмешкой спросил Янко Петрович, прогибаясь.
Венцель ответил негромким рыком. Ну и пусть, контракт он все равно не подпишет, а без этого все происходящее всего лишь игра. Сладкая, острая и пряная игра на грани, по которой они всегда ходили. Хотя бы потому, что это чертов детский садик и внизу на двух этажах сопят десятка четыре мелких воспитанников. А каждый вызов на ковер для воспитателя заканчивался именно так. Не обязательно на столе, могло быть и именно что на ковре. Или на окне. В любом пригодном месте.
Ладонь директора по-хозяйски ухватилась за пах, сжимая. Следом втиснулось между ног колено. Янко Петрович выдохнул. Сегодня Венцель стонов из него не выбьет.
Часа через два, слегка одуревший, Янко Петрович сполз на этаж своей группы, завернулся в плед, устроившись в кресле-качалке, и уставился в темноту за окном. Мерно покачивались шторы, мерно сопели дети в спальне. Физическое удовлетворение путало настроение неудовлетворенности моральной. Директор просто-напросто отказался слышать его отказ. Но это мы еще посмотрим, кто кого переспорит.
У садика достаточно хорошая защита, и сам Протекторат не из последних людей собран. Маленьких свидетелей большого мокрого дела защитят даже без усыновителей. Но тут воспитатель вспомнил, что скоро май. Отпуск и…
— Твою мать, какая ж ты сволочь! — с восхищением прошептал Янко Петрович и попытался заставить себя подремать.
КОД ОБЗОРАМ